Неточные совпадения
Шел коротконогий, шарообразный человек, покачивая головою в такт шагам,
казалось, что голова у него пустая, как бычий пузырь, а на лице
стеклянная маска.
Город Марины тоже встретил его оттепелью, в воздухе разлита была какая-то сыворотка, с крыш лениво падали крупные капли; каждая из них,
казалось, хочет попасть на мокрую проволоку телеграфа, и это раздражало, как раздражает запонка или пуговица, не желающая застегнуться. Он сидел у окна, в том же пошленьком номере гостиницы, следил, как сквозь мутный воздух падают
стеклянные капли, и вспоминал встречу с Мариной. Было в этой встрече нечто слишком деловитое и обидное.
Марина встретила его, как всегда, спокойно и доброжелательно. Она что-то писала, сидя за столом, перед нею стоял
стеклянный кувшин с жидкостью мутно-желтого цвета и со льдом. В простом платье, белом, из батиста, она
казалась не такой рослой и пышной.
Все это
покажется похожим на пейзажи — с деревьями из моху, с
стеклянной водой и с бумажными людьми.
При каждой вспышке молнии я видел тучи на небе, каждое дерево в отдельности, видел одновременно ближние и дальние предметы и горизонт, где тоже поминутно вспыхивали молнии и были горы, похожие на облака, и облака, похожие на горы. Потоки воды, падающей с неба, освещаемые бледноголубыми вспышками атмосферного электричества,
казались неподвижными
стеклянными нитями, соединявшими небо и землю.
Но вот волна проходила, отблеск пропадал, и тогда
казалось, будто небесное светило снова погрузилось «в лоно
стеклянных вод».
Некоторые родники были очень сильны и вырывались из середины горы, другие били и кипели у ее подошвы, некоторые находились на косогорах и были обделаны деревянными срубами с крышей; в срубы были вдолблены широкие липовые колоды, наполненные такой прозрачной водою, что
казались пустыми; вода по всей колоде переливалась через край, падая по бокам
стеклянною бахромой.
Разве не
казалось бы вам, что вы — гигант, Атлас — и если распрямиться, то непременно стукнетесь головой о
стеклянный потолок?
Мне страшно шевельнуться: во что я обращусь? И мне
кажется — все так же, как и я, боятся мельчайшего движения. Вот сейчас, когда я пишу это, все сидят, забившись в свои
стеклянные клетки, и чего-то ждут. В коридоре не слышно обычного в этот час жужжания лифта, не слышно смеха, шагов. Иногда вижу: по двое, оглядываясь, проходят на цыпочках по коридору, шепчутся…
Вдруг почувствовал: наспех приколотая бляха — отстегивается — отстегнулась, звякнула о
стеклянный тротуар. Нагнулся поднять — и в секундной тишине: чей-то топот сзади. Обернулся: из-за угла поворачивало что-то маленькое, изогнутое. Так, по крайней мере, мне тогда
показалось.
На тарелке явственно обозначилось нечто лимонно-кислое. Милый — ему
показался обидным отдаленный намек на то, что у него может быть фантазия… Впрочем, что же: неделю назад, вероятно, я бы тоже обиделся. А теперь — теперь нет: потому что я знаю, что это у меня есть, — что я болен. И знаю еще — не хочется выздороветь. Вот не хочется, и все. По
стеклянным ступеням мы поднялись наверх. Все — под нами внизу — как на ладони…
Еще долго не выходил он из своей засады. Остаток бала тянулся,
казалось, бесконечно. Ночь холодела и сырела. Духовая музыка надоела; турецкий барабан стучал по голове с раздражающей ритмичностью. Круглые
стеклянные фонари светили тусклее. Висячие гирлянды из дубовых и липовых веток опустили беспомощно свои листья, и от них шел нежный, горьковатый аромат увядания. Александрову очень хотелось пить, и у него пересохло в горле.
Над столом висит лампа, за углом печи — другая. Они дают мало света, в углах мастерской сошлись густые тени, откуда смотрят недописанные, обезглавленные фигуры. В плоских серых пятнах, на месте рук и голов, чудится жуткое, — больше, чем всегда,
кажется, что тела святых таинственно исчезли из раскрашенных одежд, из этого подвала.
Стеклянные шары подняты к самому потолку, висят там на крючках, в облачке дыма, и синевато поблескивают.
Поизвинялся еще, осторожно, как
стеклянного, похлопал Сашу по спине и вразвалку, будто гуляет, вернулся к костру. И
показалось Погодину, что люди эти, безнадежно глухие к словам, тяжелые и косные при разговоре, как заики, — в глубину сокровенных снов его проникают, как провидцы, имеют волю над тем, над чем он сам ни воли, ни власти не имеет.
Концерт над
стеклянными водами и рощами и парком уже шел к концу, как вдруг произошло нечто, которое прервало его раньше времени. Именно, в Концовке собаки, которым по времени уже следовало бы спать, подняли вдруг невыносимый лай, который постепенно перешел в общий мучительнейший вой. Вой, разрастаясь, полетел по полям, и вою вдруг ответил трескучий в миллион голосов концерт лягушек на прудах. Все это было так жутко, что
показалось даже на мгновенье, будто померкла таинственная колдовская ночь.
Вдовьины яйца каждое воскресенье появлялись на стекловском рынке, вдовьими яйцами торговали в Тамбове, а бывало, что они
показывались и в
стеклянных витринах магазина бывшего «Сыр и масло Чичкина» в Москве.
Я сопоставил хрипоту, зловещую красноту в глотке, странные белые пятна в ней, мраморную грудь и догадался. Прежде всего я малодушно вытер руки сулемовым шариком, причем беспокойная мысль: «
Кажется, он кашлянул мне на руки» — отравила мне минуту. Затем беспомощно и брезгливо повертел в руках
стеклянный шпатель, при помощи которого исследовал горло моего пациента. Куда бы его деть?
Другой косяк рыбы со страшной быстротой проносится под лодкой, бороздя воду короткими серебряными стрелками. И вот я слышу фырканье дельфина совсем близко. Наконец вот и он! Он
показывается с одной стороны лодки, исчезает на секунду под килем и тотчас же проносится дальше. Он идет глубоко под водой, но я с необыкновенной ясностью различаю весь его мощный бег и все его могучее тело, осеребренное игрой инфузорий, обведенное, точно контуром, миллиардом блесток, похожее на сияющий
стеклянный бегущий скелет.
Страшно медленно, скучно и тяжело, точно длинный сон, тянулся для Буланина этот первый день гимназической жизни. Были минуты, когда ему начинало
казаться, что не пять или шесть часов, а по крайней мере полмесяца прошло с того грустного момента, как он вместе с матерью взбирался по широким каменным ступеням парадного крыльца и с трепетом вступил в огромные
стеклянные двери, на которых медь блестела с холодной и внушительной яркостью…
В цирке уже отошло дневное представление. Так как свет проникал на арену только через
стеклянное, заваленное снегом окно в куполе, то в полумраке цирк
казался огромным, пустым и холодным сараем.
Разноцветный
стеклянный купол, пропуская дневной свет, слегка изменял естественную окраску предметов;
казалось, что сквозь него сеется тонкая цветная пыль.
При первом взгляде сквозь
стеклянную дверь алые лепестки привлекли его внимание, и ему
показалось, что он с этой минуты вполне постиг, что именно должен он совершить на земле.
Стеклянное окно открылось. Из него до половины высунулся солидный еврей лет сорока и спросил, в чем дело. Потом он опять нырнул в ковчег, и на его месте в окне
показалось новое лицо.
Когда на другой день после обеда я пришел к Волчаниновым,
стеклянная дверь в сад была открыта настежь. Я посидел на террасе, поджидая, что вот-вот за цветником на площадке или на одной из аллей
покажется Женя или донесется ее голос из комнат; потом я прошел в гостиную, в столовую. Не было ни души. Из столовой я прошел длинным коридором в переднюю, потом назад. Тут в коридоре было несколько дверей, и за одной из них раздавался голос Лиды.
Удар ногою с треском растворил
Стеклянной двери обе половины,
И ночника луч бледный озарил
Живой скелет вошедшего мужчины.
Казалось, в страхе с ложа он вскочил, —
Растрепан, босиком, в одной рубашке, —
Вошел и строго обратился к Сашке:
«Eh bien, monsieur, que vois-je?» — «Ah, c'est vous!»
«Pourquoi ce bruit? Que faites-vous donc?» — «Je f<..>!»
И, молвив так (пускай простит мне муза),
Одним тузом он выгнал вон француза.
И
казалось, будто бы сохранил он в своей прозрачной глубине все то, что кричалось и пелось в эти дни людьми, животными и птицами, — слезы, плач и веселую песню, молитву и проклятия, и от этих
стеклянных, застывших голосов был он такой тяжелый, тревожный, густо насыщенный незримой жизнью.
Сознание мешает мне жить. Я знаю, что жизнь города так же призрачна, как моя. Море
кажется мне
стеклянным, люди — куклами.
Ей все
казалось милым и дорогим: и «наш» пароход — необыкновенно чистенький и быстрый пароход! — и «наш» капитан — здоровенный толстяк в парусиновой паре и клеенчатом картузе, с багровым лицом, сизым носом и звериным голосом, давно охрипшим от непогод, оранья и пьянства, — «наш» лоцман — красивый, чернобородый мужик в красной рубахе, который вертел в своей
стеклянной будочке колесо штурвала, в то время как его острые, прищуренные глаза твердо и неподвижно смотрели вдаль.
Девушка в красном подошла к моему окну, и в это самое время нас осветило на мгновение белым сиянием… Раздался наверху треск, и мне
показалось, что что-то большое, тяжелое сорвалось на небе с места и с грохотом покатилось на землю… Оконные стекла и рюмки, стоявшие перед графом, содрогнулись и издали свой
стеклянный звук… Удар был сильный…
На террасе со звоном отворяется
стеклянная дверь и
показывается сама барыня.